Дэвид Финчер: «Это история трагического вампиризма»

Все было готово для празднования пятилетнего юбилея супружеской жизни, когда вдруг необъяснимо пропал один из виновников торжества. В доме остались следы борьбы, кровь, которую явно пытались стереть, и цепочка «ключей» в игре под названием «охота за сокровищами» — красивая, умная и невероятно изобретательная жена ежегодно устраивала ее для своего обожаемого мужа. Фильм «Исчезнувшая» Дэвида Финчера, автора культового «Бойцовского клуба», вышел на экраны России и США на этой неделе.

Какой была ваша первая реакция после прочтения «Исчезнувшей»?

Финчер: Мне показалось, что это ярко выраженный и очень современный взгляд на межличностные отношения. Все вверх тормашками. Я наслаждался и подумал: «Оп-па, я такого раньше не читал!».

Многие считают, что в книге Джиллиан Флинн довольно цинично описаны отношения между людьми. Вас это не задело?

Задел ли меня цинизм автора? Нет. Я думаю, что, люди, обеспокоенные чьим-то цинизмом, как правило, слегка трусливы.

Понятно, почему продюсеры захотели экранизировать бестселлер — коммерческие соображения. А что привлекло вас?

Я считаю, что любой режиссер обязан найти в каждом случае, когда он берется снимать кино, что-то такое, что интересно именно ему, не оглядываясь ни на кого. Мне была интересна эта история.

Это история двух героев — Эми и Ника, которые как бы опираются один на другого. Она довольно литературна. Трудно было переносить на экран?

Джиллиан Флинн совершила ловкий скачок от своего романа к сценарию фильма. И я с ним полностью согласился. Она быстро поняла, что если в книге постоянно звучит внутренний монолог, вы не можете его экранизировать. Нельзя сопровождать актера закадровым тестом и описывать то, что у него в данный момент происходит в голове. Я был весьма впечатлен способом, которым Джиллиан решила эту проблему, написав соответствующие главы сценария.

Вы вмешивались в сценарий? Поправляли и говорили — нет, тут я хочу другой поворот событий, более драматичный…

Нет, скорее я очищал кусок мрамора от всего лишнего, по выражению Микеланджело. А Джиллиан мне в этом всячески помогала, она замечательная. Это пример того, как автор смог посмотреть на свой роман глазами кинорежиссера. Она поняла, что у нас нет возможности оставить все, что есть в книге. Что у нас только два часа экранного времени. Два часа.

То есть для вас сотрудничество с автором было продуктивно?

Более чем! Это пример самого тесного и сплоченного взаимодействия, какое только может быть между автором сценария и режиссером. Мне вообще показалось, что она пишет для себя пятнадцатилетней, которая сидит в кинозале, ест попкорн и думает «Ну, круто!..»

Получается, Джиллиан не особо настаивала на близости к тексту своего романа?

Классно, когда можно сказать автору: «Этот мотив безупречен для романа и написан прекрасно, но я не могу оставить его в сценарии, потому что не знаю, как показать на экране». А она всегда предлагала что-нибудь: «А давай вот так?». Это было для меня настоящим подарком.

Вы что-нибудь предлагали пересмотреть актерам при подготовке к съемкам?

Нет, о кино я почти не вспоминал. Для меня вся эта история словно собрана из заголовков новостной ленты. Она вне сферы кинематографа, больше относится к жанру реалити-шоу, «трагическому вампиризму».

Ваше кино о современных взаимоотношениях или в большей степени о мире, который формируют медиа с помощью сенсаций?

Это в первую очередь фантастическая история, мы просто стараемся сделать ее правдоподобной. Главной задачей было не потерять ту магию, которой удалось достичь Джиллиан, все эти зловещие повороты триллера-загадки, все важные вещи о межличностных и межполовых взаимоотношениях, о политике, об ожиданиях.

Бен Аффлек в фильме выглядит так, будто родился для этой роли...

Я точно знал, что мне нужно. От актера требовалось, попросту говоря, способность засунуть в задницу все свои амбиции и просто сдохнуть под грузом, который валится на его героя, Ника. У Бена это здорово получилось.

А что вас привлекло в Розамунд Пайк?

Во первых — загадка. Я видел ее в нескольких фильмах, но так и не смог раскусить. Это редкое качество. Я считаю, вообще говоря, своей сильной стороной способность рассмотреть «механизм» работы актера, все его трюки, «фишки». Но «прочитать» Розамунд у меня никак не получалось, это было интересно. Во-вторых, Эми по сюжету — единственный ребенок в семье. Встретив ее, я увидел воплощенный архетип единственного ребенка — комнатное растение. Сразу видно, что она выросла среди взрослых.

В кино сложно передать настроение, возникающее при чтении книги. Было ли это проблемой для вас?

Да, это магический процесс. Меня как-то спросили о технических трудностях, а я отвечаю: нет в этом фильме никаких технических трудностей. Все трудности на сто процентов связаны с тональностью. Как ее передать?

Глядя на результат, вы готовы сказать: «Да, это то, что я хотел сделать, я доволен»?

Я думаю, все получилось так, как мы задумывали. Пару сцен я бы, может, переснял, но особого смысла в этом нет. Получатся ли они на лучше на все сто? Нет, улучшатся процентов на 15. В целом, я считаю, мы сняли тот фильм, который решили сделать, когда начинали работу.

Аглая Федорова